Ответ: Поговорим о портрете
«Однажды — думаю, это было зимой 1968 или 1969 года — в Москве Надежда Мандельштам, которую я навестил, вручила мне еще одну антологию современной поэзии, очень красивую книгу, щедро иллюстрированную большими черно-белыми фотографиями, сделанными, насколько я помню, Ролли Маккенной. Я нашел то, что искал. <…>
Оден стоял там с видом застигнутого врасплох при переходе улицы, брови недоуменно подняты. И все же взгляд необычайно спокойный и острый. Время, по-видимому, конец 40-х или начало 50-х, до того, как его черты перешли в знаменитую морщинистую стадию «смятой постели». Мне все стало ясно, или почти все.
Контраст, или лучше, несоответствие между бровями, поднятыми в недоумении, и остротой его взгляда, по моему мнению, прямо отвечает формальной стороне его стиха (две поднятые брови = две рифмы) и ослепительной точности их содержания. То, что взирало на меня со страницы, было лицевым эквивалентом рифмованного двустишия, истины, которая лучше познается сердцем. Черты правильные, даже простые. В этом лице не было ничего особенно поэтического, ничего байронического, демонического, ироничного, ястребиного, орлиного, романтического, скорбного и т.д. Скорее, это было лицо врача, который интересуется вашей жизнью, хотя знает, что вы больны. Лицо, хорошо готовое ко всему, лицо — итог».
И. Бродский «Поклониться тени»
Это даже лучше того, что Достоевский писал о портрете.
И там же, Оденовское:
Время, которое нетерпимо
К храбрым и невинным
И быстро остывает
К физической красоте…
Боготворит язык и прощает
Всех, кем он жив;
Прощает трусость, тщеславие,
Венчает их головы лавром.
Снисхождения от времени фотографу не дождаться но, отчасти, можно противостоять ему.
