Сегодня проснулся с мыслями о фильме, припоминаю, что и во сне о нём что-то крутилось. По-моему, это один из единичных случаев со мной за очень-очень много просмотренных в последние годы хороших фильмов. Короче, Герман, похоже, знал, куда целился, и в итоге попал очень точно. Причём не давя слезу, не щекоча нервы, не воодушевляя героическим пафосом и вообще не вызывая сильные, но киношные эмоции, а так же не заигрывая с глубинными смыслами, детективными головоломками и прочей импотентской киноимитацией. Одним только реализмом. Но таким реализмом, которого я никогда не видел. Вернее, видел, но не в кино, а в жизни. На экране была жизнь. Причём не стоит сравнивать "Трудно быть Богом" с этакой документалистикой. Документалистика, вообще говоря, тоже игровое и нереалистическое кино, где непрофессиональные актёры исполняют роли самих себя. Надеюсь, никто не верит в то, что "простой дворник" под светом прожекторов, в присутствии съёмочной группы и на камеру ведет себя точно так же, как в жизни?
Что интересно: я не люблю мерзкие штуки на экране, даже фильмы ужасов никогда не смотрел. При этом в жизни более-менее нормально воспринимаю всякие физиологические мерзости. Так вот этот фильм, с дерьмом и блевотиной вперемежку с кишками, воспринимался мной совершенно естественно, как сама жизнь.
Не по теме:
Есть у меня такой пример: ходили с мамой в кино на "Дженерайшн Пи" (захотелось ей этот фильм посмотреть, а одной идти - "неприлично"
), а там же мат чуть ли не в каждом кадре. Мама мат очень не любит и может любой фильм бросить смотреть только из-за мата, но после "Дженерайшн Пи" она сказала, что и фильм классный, и мат настолько естественен, что не вызывает никакого негатива, скорее наоборот.
В "Трудно быть Богом" дерьмо совершенно естественно и не вызывает отторжения, шока, а к середине фильма уже вообще ничего не вызывает, в отличие от неестественно-нарочито смакуемого дерьма или мата, вляпанного режиссёром в глянцевые лакированнные кадры или сценаристом-литератором в сложноподчинённые казённые диалоги с фразеологическими кренделями.
Как-то давно мы с супругой обсуждали то-ли кино, то ли книгу, и я рассказал, как в весьма раннем детстве искренне недоумевал, почему в художественных произведениях никогда не показывают, как люди ходят в сортир, молча жрут щи из железной тарелки или чешут задницу на диване, глядя в потолок. Меня действительно этот вопрос занимал
![;]] ;]] ;]]](/styles/default/xenforo/smiles.rudtp/4100_7.gif)
На что жена сказала, что ей в детстве казалось странным, почему не снимают фильмы просто о жизни, например, как она живёт - ведь она так интересно живёт! Проснулась, поела, взяла скакалку и побежала гулять, влезла на гараж, упала с велика - вот это был бы фильм! Возможно, Герман в детстве тоже о чём-то таком думал

Что касается критикуемой многими игры Ярмольника. По-моему, он играл очень точно. Просто даже по киношным меркам невыразительно. Но тут-то не кино, тут - жизнь. Вот мы и видим человека, 20 лет живущего как во сне, человека, ненавидящего всё вокруг и одновременно исполненного некой отеческой жалостью. Человека, который знает Истину, но имеет строгий запрет её озвучить, а потому вынужденно скатывается на фальшивую иронию, кривляние и эпатаж. Как тот шут, который посредством своих идиотских "юморесок" пытается намекнуть королю, что как-то всё не так в его королевстве.
И ещё одно наблюдение. Румата всё время окружён какими-то посторонними и очень навязчивыми людьми. А от количества непонятных людей в его доме можно рехнуться даже по эту сторону экрана. Я не сразу понял, зачем это, что это за бред вообще, но чувствовал, что где-то уже это видел, причём в жизни. Потом вспомнил. В 7 лет я попал в больницу, причём худшую в городе, с травмой позвоночника. Лежал я в общей палате, вставать мне запрещалось, родителей не пускали, гадить надо было лёжа и на судно. Врачи про меня забыли, пацаны в палате все были намного старше, все матерились и курили (это в советское-то время!), многие были искалеченными, обожжёнными, обрубленными, на костылях. Врачи про меня забыли, хорошо, хоть пацаны судно помогали достать из под кровати. Правда, задницу вытереть лёжа на судне не получалось. И вот там мне ежемоментно казалось, что вокруг меня десятки каких-то посторонних людей, которые приходят и уходят, кричат, смеются, некоторые из них иногда пытаются со мной разговаривать и даже как-то успокаивать, помогают справить естественные нужды, но никого из них я не знаю по имени и даже в лицо не могу запомнить. С этим ощущением я просыпался, с эти засыпал. Всё это вызывало у меня одно желание - сбежать оттуда. Но с кровати мне вставать было нельзя, да и куда бежать непонятно. Вот как-то так чувствует себя и Румата в течение 20 лет своей жизни.